Раздалось жалобное треньканье. Девушка недовольно поморщилась - у нее был хороший музыкальный слух, и любое отклонение она слышала очень четко. Здесь же было все гораздо хуже - бедная старушка-гитара, похоже, восстановлению не подлежала.
Потихоньку пробуя каждую струну, Эби думала над тем, какую песню спеть. Где-то внутри веселое бесшабашное настроение медленно сползало вниз, уступая печально-лирическому. Однако, еще глубже, где-то глубоко-глубоко в подсознании, плескалось нечто дико-азартное, жаждущее охоты, сражений, восторга битвы и так далее...
Девушка, хмурясь даже не столько от состояния инструмента, а от невозможности решить, отложила гитару.
- Спой, птичка, не стыдись, - с ласковой насмешкой улыбнулась Ясёна.
Эби сверкнула глазами в ее сторону.
- А я и без гитары могу, - гордо сказала она и прикрыла глаза, еще раз погружаясь в ощущения. Пожалуй, лирики хотелось больше, однако мальчишкам могло и не понравиться, поэтому Эби все-таки решила все-таки спеть другое.
Не открывая глаз, она запела неожиданно сильным чистым сопрано.
Ночь за плечом, вор у ворот,
Прялки жужжанье спать не дает
Тебе - я снова здесь.
Кто прядет лен, кто прядет шерсть,
Кто прядет страсть, а кто прядет месть,
А я спряду твою смерть!
Колесо гонит по жилам кровь,
Колесо в губы вливает яд,
Колесо, вертись - это я…!
Эй, пряха, работай живей,
Жги огонь, поджидай гостей,
Лей вино и стели постель!..
Серп луны прорезал путь на ладони -
Не забудь о погоне -
Он идет по пятам.
Кровь - железу, крылья - рукам,
Сердцу - хмель и горечь - губам,
Ты посмел обернуться сам!
Ой, колесо, вертись на стальных шипах!
Страх сгорел на семи кострах,
Но смерть твоя - не здесь и не там!
А я жду-пожду ночью и днем,
Сквозь тебя пройду огнем и мечом,
К сердцу - осиновым колом!
Вижу, знаю - ты на пути,
Огненны колеса на небеси,
Плавится нить и близок срок;
Ты вне закона - выдь из окна,
Преступленье - любви цена,
Так переступи, переступи порог.
Превращенье жизни в нежизнь
Во вращеньи рдеющих спиц,
Раскаленный блеск из-под ресниц!
Ты разлейся, смерть, кипящей смолой,
Разлетись сотней пепла лепестков!
В руки мне упали звездой,
Ты мой,
Теперь ты мой
Вовеки веков!..
На последнем куплете Эби открыла глаза, черты ее маленького личика резко заострились, а в расширенных иссиня-черных зрачках плескалось нечто явно хищное и опасное. Навряд ли она сама могла бы это увидеть, но перемена буквально бросалась в глаза - больше не было хрупкой беззащитной девочки. Была маленькая, но от этого не менее опасная хищница, готовая к броску.
Но вот песня кончилась и в сторожке повисло молчание. Эби сморгнула пару раз, недоуменно огляделась - почему все молчат? - и спросила, немного смущаясь:
-Ну...как?..
Снова тот же тоненький негромкий голосок, опять возникла иллюзия хрупкости и беззащитности, которая могла теперь обмануть, в общем-то, только глухо-слепого.
- Нашла что петь на кладбище.. - буркнул под нос Гудрон, впрочем, так, что Эби его еле расслышала. Его не столько не устроила песня, сколько бросилась в глаза перемена в девушке, и в который раз его инстинкты возопили: давать деру от таких надо!!!
- Ну, ты, мать, даешь...- подал голос Санчо и обратился к Гудрону - Эй, повторю вопрос, где ты таких находишь? Сначала Ясёна, теперь вот эта...
- Я Эби!
- Мы сами находимся! - дружно встряли девушки.
- Да ладно, ладно... - быстро пошел на попятную парень.
Раздался немелодичный звон - откуда-то мальчишки выудили бутылки пива и теперь выставляли их на кривоногий столик. Под недоуменными взглядами девушек Санчо махнул рукой в сторону извлекаемого питья.
- Ну дык... надо выпить за знакомство! Спели - можно и выпить! И согреет тоже...Эби, ты пьешь?
- Ну... нет... ну, то есть пью, но... ну не здесь же? Это же кладбище...
- Это не кладбище, а сторожка! - возразил Санчо. - И если ты откажешься, это будет личным оскорблением, учти! Тебя, Ясёна, это тоже касается! Вон Гудрона и упрашивать не надо!
И действительно - парень уже уселся на колченогую табуретку. Девушки молча переглянулись, читая в глазах друг у друга приблизительно одну и ту же мысль: "Эти мальчишки!"
- На голодный желудок, между прочим, пить вредно! - важно заметила Эби.
Парни только скривились, а Санчо бросил:
- Ну и где мы тут еду найдем тебе?
- Ну... просто... я только в школе завтракала сегодня... а еда у меня с собой. - девушка вынула из рюкзака пару уже приготовленных котлет и выложила их на стол - Ну и апельсины еще... будете?
- Эй! Ты же их себе покупала? - удивился Гудрон.
- Ну, да. Но вместе вкуснее... Все равно я в одиночку столько не съела бы. - Эби уселась на край деревянного ящика, подвинувшись к столу.
- А что, дома больше никто не поможет тебе их осилить? - послышался голос Ясёны, похоже, смирившейся со всем творящимся тут безобразием и присевшей рядом.
По лицу Эби пробежала мимолетная тень, но она тут же лучезарно улыбнулась.
- Эммм... нет. Мой Старик не любит апельсины.
Заметив перемену настроения девочки, Ясёна замолкла, однако тут же встрял Гудрон:
- А мамка что?
На это Эби улыбнулась еще лучезарнее и неопределенно махнула рукой.
- Ну... полагаю, где-то здесь.
- В смысле? - вытянулись лица у парнишек.
- Ну... где-то на этом кладбище. Я точно не знаю, я ни разу не была на ее могиле.
Повисло неловкое молчание.
- Ну... тогда выпьем за нее! - прорвал чей-то голос тишину, и послышались дружное одобрительное бормотание. Мальчишки начали открывать бутылки. Эби беспомощно огляделась, ища какой-нибудь поддержки.
- А может, не надо?..
- Надо! - Санчо буквально насильно впихнул ей в руки бутылку. - Пей!