Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
Я ревнивая тупица. Завистливая ревнивая тупица. Ну вот какого хрена опять? *фейспалм* надо это прекращать, а то так сама всех от себя отважу. Надо быть милой, улыбчивой и славной. Как там говорила Уля? "Я солнышко!!! Я маленькое теплое солнышко!!!" А все потому, что я жадная. Ревность\зависть - все протекает из жадности. Не буду жадной, не буду ревновать и завидовать, потому что рада буду делиться чем либо с другими хорошими людьми. Хотя, конечно, "делиться" понятие растяжимое. Но и автобус ведь не резиновый, всего надо в меру. Так что опять яростно топчем все мерзкое внутри и забываем сегодняшний утренний эпизод. Представляю, что бы мне сказали, озвучь я все свои мысли, которые у меня в голове крутились. Хорошо, что я взяла себя в руки и вовремя опомнилась, и промолчала. Блин, да и толку сходить с ума из-за дела скольки-то там месячной давности?! а, вот, посчитала - полугодовой! Господи, стыдно-то как. Не знаю, если бы меня ревновали, мне бы это точно доставляло неудобства. Поэтому надо самой прекращать. Это отвратительно.
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
Я знаю, он ласковый, добрый и очень хороший... Она носит белое платье в зеленый горошек... Насмешливо вздернутый носик и рыжие прядки. Смеется, звеня, и играет с любимыми в прятки. Привыкла к чужому вниманию с самых пеленок. Она в общем, славная девочка, только ребенок. А он ну такой добрый, что смотреть больно, А смотришь - и думаешь сразу невольно: Ну же, милая, ну полюби его, чего тебе стоит? Он и сад тебе высадит, дом какой хочешь построит... Он и сына захочет, и дочь, чтоб качать на коленях, За тебя все круги преисподней пройдет без сомнений... Ну что ж ты, неужто тебе всего этого мало? Я знаю, что мало... Я автор, я их написала. Я знаю про них, про их самую первую встречу, Про звездное небо и теплый сентябрьский вечер... И тем тяжелей и безумней заходится сердце: Люди, за что вы так любите глупые смерти?! А он смотрит печальным, всепонимающим взглядом. А я говорю: ты прости, но поверь мне, так надо! Ты славный, конечно, славнее и лучше всех прочих... Но люди должны научиться читать между строчек. Он смотрит и тихо вздыхает, едва улыбаясь. А я говорю: Извини! - языком заплетаясь. И я со слезами толкаю его под машину - Любимого, верного, милого, славного - сына... Такого домашнего, доброго и хорошего, что смотреть больно... Было. Моя девочка смотрит на меня пустыми глазами: - Мама... Мамочка... что же ты натворила...
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
бабушка проболтала с Марьяной 2,5 часа. И 1,2 с мамой. А мне еще, оказывается, дохрена к языкознанию учить... И представить систему вокализма и консонантизма шорского языка. Ищу на просторах инета учебник по шорскому. У нас же учат шорский, верно?
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
Боже, мне кажется, этой весною птицы мне не поют. Солнце не светит - на город спустился вязкий осенний туман. Осень, весна? Все равно - в это время все всегда сходят с ума. Тошно и зыбко, но, боже, не слушай, что же я говорю! -
Солнце сияет как прежде ярко, птицы летят на юг, Или на север... на юг, конечно, ты хоть кого спроси. Клиньями, стаями прочь улетают, прямо в ночную синь... Это любой первоклашка знает... Но ты спроси - а вдруг?..
Что ж я, не слушай меня, не слушай... слушай - Идет зима. Слышишь, как воют апрельские ветры? плачут дожди октября... Мне бы за первыми певчими птицами - прочь, далеко, за моря... Тихо, не плачь, все равно в это время все всегда сходят с ума.
Где-то под Питером и в Подмосковье первый выпал снежок... Где-то в Ельцовке пробился подснежник - кажется, это Апрель... С крыши настойчиво капает влага - плачет о чем-то капель... Что ж это я... разумеется, осень! Не слушай - все хорошо...
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
Ба опять не в духе, жду когда она уйдет, пока что меня опять обвиняют во всем, попыталась поднять ей настроение: Ба, я наконец-то отдала паспорт на выписку, в понедельник все будет сделано, а она мне: какого хрена ты это делала так долго, просрала кучу денег и т.д. и т.п. Но у меня слишком хорошее настроение, ничему и никому меня не сбить. Молча слушаю, улыбаясь про себя. Ничего. Зима близко. Ближе, ближе, ближе... Холод. Снег. Я замерзла, но настроение отменное. Легкое. Светлое. Довольное. Счастливое. Ликующее. Устало-удовлетворенное. Прекрасное. Зима. Зима. Зима. Зима идет!!!
Чувствую себя живой. - Живее, живее, "настоящее", чем была, с каждой секундой я становлюсь настоящей. Я жива. Я оживаю. Я выжила - до зимы. Еще немного, и всё будет совсем хорошо! Я жива.
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
БЛЯДЬ! ДА КАКОГО ХЕРА?!!! ЭТОТ ЗЛОЕБУЧИЙ ВЕТЕР СЛОМАЛ МНЕ ВТОРОЙ - ВТОРОЙ, БЛЯДЬ!!!!! - ЗОНТИК ЗА ДВА - ДВА, СУКА!!!!! - ДНЯ!!!!!!!!!!!! ИЗ КАКОГО МЕТАЛЛА ТОГДА ДОЛЖНЫ БЫТЬ СПИЦЫ У ЗОНТОВ?!!!! ИЗ ТИТАНОВОГО СПЛАВА?!!! ДА ИДИТЕ ВЫ НАХЕР, 7,1 м\с ?!!!! КАКОЕ НАХРЕН 7 м\с?!!! НЕ ВЕРЮ!!! ТУТ, БЛЯ, ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ВВОДИТЬ НАДО!!!! У ОДНОГО ЗОНТА СЛОМАЛАСЬ СПИЦА, У ДРУГОГО С МЯСОМ ВЫВЕРНУЛО - С МЯСОМ, БЛЯ!!!! - МЕТАЛЛИЧЕСКОЕ КОЛЬЦО, КОТОРОЕ УДЕРЖИВАЛО ПРУЖИНУ, И ОН ТЕПЕРЬ НИ ЗАКРЫВАЕТСЯ ДО КОНЦА, НИ РАСКРЫВАЕТСЯ!!!! А НА УЛИЦЕ, БЛЯ, ЗЛОЕБУЧИЙ ВЕТРИЩЕ И ОХЕРЕННЫЙ ЛИВЕНЬ!!! МНЕ ЧТО ТЕПЕРЬ, В УНИВЕР НЕ ХОДИТЬ?!!!! ЗАЕБИСЬ ПРОСТО КАК ОХУЕННО!
Кхм. Прошу прощения у всех, кому это режет глаза. Наболело.
Страх и отвращение на Союзмультфильме Осень наступает так бойко и ударно, что я немного теряюсь, но мимо последнего законотворческого обострения с цензурой мультфильмов пройти не могла. Поэтому вот.
Автор Undel Страх и отвращение на Союзмультфильме Варнинг: кукольная драма, контркультура, мат, пичалька.
- Серый, помнишь, мы боялись, что нас найдут инопланетяне? - Ты боялся. - А помнишь, мы боялись, что они нас похитят? - Слушай, Косой, я глубоко уважаю твою паранойю, но я думал, что период шапок из фольги мы прошли. - Ах ты мой бедненький, ах ты мой серенький, - нараспев отвечает он, полузакрыв глаза. И это плохо, очень плохо, хуже, чем было после того дерьма, которое нам притаранил Равиль. Тогда фольга наехала на Косого первый раз. читать дальше
Я зову его Косой, потому что у него такой разрез глаз. Красивые, в общем, глаза. Я не знаю, в какой момент этот мелкий хрен начал помыкать мной, но, наверное, это справедливо, он умнее меня. И интеллигентнее, что ли. Хотя какой он к чертям интеллигент. Интеллигенты в библиотеках сидят, а не творят то, что творит Косой. Сейчас он стоит надо мной в моем халате, лицо у него бледное и какое-то окончательное. Если честно, такой Косой - самое плохое начало дня. Во-первых, инопланетяне, во-вторых, он такой с утра, а главное, он трезвый, а я не люблю, когда трезвый Косой говорит об инопланетянах, я чувствую себя от этого беспомощным. Единственная надежда, что ему опять что-то приснилось. У каждого свои кошмары. Мне, например, снится, что я забыл текст. Что кадр выстроен, каскадеры, спецэффекты, все готово, мотор! А я молчу. Я просыпаюсь в холодном поту. Косой ржет надо мной: - Как ты мог забыть слова? У тебя четыре слова. «Ну, заяц, ну, погоди». Как ты мог бы их забыть?! - А тебе вообще обычно слов не дают. Это, кстати, правда. Не потому, что он забудет. Но если фраз больше трех, Косой начинает гнать. Как он гонит! Мне реально жаль, что это не снимают. Если б из этого фильм нарезать, фестивальный был бы фильм, отвечаю, я в кино всю жизнь. Я ему сто раз говорил: Косой, записывай, чувствуешь, волна идет – сядь, запиши, книга будет. Но у Косого же гордыня. В жопу, говорит, такие книги, классику писать надо. У самого Косого другие кошмары, не чета моим. У него вообще все непросто. Я так понял, по жизни чем больше талант, тем сложнее. Вот, помню, один случай в 83-м, у нас спектакль, а у Косого какие-то очередные сложности. Все были уверены, что спектакль отменят, а Косой взял и приехал. Помню, стоит он за кулисами, и не белый, а серый как я. Выскакивает на сцену, и я холодею, потому что знаю Косого как облупленного и вижу, что он опасная мутная дрянь и в лучшем случае облюет сейчас весь первый ряд, а в худшем убьет кого-нибудь, или упадет здесь и сдохнет, вот вам, дети, утренник. А он вытягивается весь как струна, и что-то такое с ним происходит прямо на сцене, и когда он говорит «я маленький глупенький зайчик...», я ему верю. Вот верю! Это Косой – а я верю. У него бинты и синячины на венах – а я верю. Его администратор на этот спектакль из реанимации вытаскивал – а я верю.
И вот сейчас мой прекрасный Косой склоняется ко мне и говорит: - Серый, ты часто думаешь о том, что хуже смерти? Нормальная тема для разговора, да? - Нет, Косой, мне достаточно посмотреть на тебя. - Спасибо, Серый, - всерьез отвечает он, и мне делается совсем скверно. Раньше за такое он бы меня закопал – опускать из нас двоих может только он, а он не словил. Вот так. - Серый, по-твоему, что страшнее, когда отрезают что-то или когда вживляют что-то? - Когда отрезают. Когда вставляют, еще вынуть можно. - Нет, не понимаешь. Подумай, снимают часть черепной коробки и вживляют в мозг электроды. И ты ничего не можешь сделать, даже убить себя. У Толстого проблемы, - без паузы говорит он. - У Толстого всегда проблемы. Он сам проблема. Огромная летающая проблема. - И у зеленого. И у Капитана. И у нас с тобой. - У нас что, общая проблема? И тут он начинает смеяться. Он смеется сухим мелким смехом, он смеется и смеется. Валится на кровать и смеется, кровать трясется под ним. И я понимаю, что надо будет вызывать скорую и все опять кончится в Ганнушкина – а я не люблю сдавать Косого. Но он внезапно прекращает, улыбается и говорит мне: - Ты курил. - В смысле? И тогда он вопит: - Ты курил! Курил! Курил в кадре. Убожество ты серое, ты курил! Так я узнал про новую цензуру.
Потом мы сидели и жрали какую-то дрянь из запасов Косого. - А причем тут мы? Все мы? Даже Толстый? - Ну как же, Серенький. Курить-то вредно. - Ну и? Я ж не агитировал. Я вообще отрицательный персонаж. - Курить вредно. А ты курил. Поэтому тебя не должно быть. Уловил суть? Тебя просто не должно быть. - Знаешь, Косой, по-моему, ты нехило перегибаешь. Что плохого случится, если из какого-нибудь мультика вырежут сцену с курением? Он смотрит на меня пустыми черными глазами. - Нет, все будет хорошо. Кастрация вообще хорошо. И лоботомия хорошо. Особенно когда ты решаешь, кого кастрировать, а кому мозги вырезать. Когда кругом все кастрированные и безмозглые, это удобно и морально. - Косой, у тебя просто злой приход. - У меня по жизни злой приход, я так живу, это называется реальность. - Слушай, ну ладно, подвинут в сетке пару выпусков. Сколько я там накурил? Он опять смотрит на меня, и я вспоминаю, что в африканских сказках заяц самый мудрый зверь. - Серый, неужели ты веришь, что все дело в курении? И что этим кончится. Как здорово, что ты такой. Тебя можно рубить в фарш, а ты будешь думать, что это медицинские процедуры. Как страшно все понимать, какие бездны – лучше тебе этого не видеть. Я боялся, что они придут, а бояться поздно, они уже здесь. Всюду. Знаешь, где их нет? – он глухо бьет себя в грудь. – Здесь их нет. В тебе, во мне. Пока нет. Он начинает мне рассказывать и говорит долго – про цензуру, про кодекс Хейса, про поджог Рейхстага, про дегенеративное искусство, про Франко, про 37 год, про уицраоров и Гагтунгра. Я понимаю только, что в его мозгах слишком много мозгов. И что у нас действительно проблемы. - Чем ублюдочнее и порочнее режим, чем губительнее он для государства и народа, чем больше он испортил и сожрал, тем сильнее он начинает печься о том, что называет моральным здоровьем нации. Курение, поцелуи, короткие юбки, неправильные стрижки, бранные слова, любые слова. Глупое, скабрезное, страшное, смешное, грубое, откровенное, настоящее. Секс, насилие, деторождение, правда. Все, что составляет жизнь. Потому что они ненавидят жизнь! - Косой, ты б это записал, а? - Отъебись, Серый! Отъебись! В самом деле, зря я влез. - Они боятся слов и изображений, потому что боятся, что тогда смогут назвать и изобразить их самих. Что их разоблачат, и тогда они исчезнут, как плесень под солнцем. Это сродни магии. Они хотят запретить изображение жизни и думают, что от этого изменится сама жизнь. Что если воров запретить называть ворами, то и кража перестанет быть кражей, убийство - убийством, тупость - тупостью, импотенция - импотенцией. Чем больше кругом грязи и мерзости, тем плотнее должна быть завеса ханжества. Потому что они могут творить что угодно, но волк не смеет курить на экране. Он выдыхает и продолжает спокойно: - Сейчас взялись за нас. То, что они делают с нами – примета наступающего времени. Мы им безразличны, им многие потом будут безразличны. И делают они это не из-за детей и не из-за того, что ты, серый пидорас, в 75 году накурил в кадре. А потому что могут. За то, что ты куришь, за то, что смеешься, за то, что ты это ты. Будущее с ножницами уже идет за нами. Мы отправляемся в пасть. Но еще можем соскочить прямо с кончика языка. Ты прыгнешь со мной? - Не вопрос, Косой. С тобой куда угодно. Я смотрю – сейчас он на дне, на прочном дне – ему от этого даже хорошо. - Это будет красиво. Как самоубийство влюбленных в Сонэдзаки. Знаешь, что это? - Нет. Зато ты знаешь. - Я знаю. И тут я вдруг вспоминаю, как недавно смотрел наш сериал. Косой обычно переключает, да и я тоже. Потому что смотришь и сразу думаешь, как делалось, как снималось, рабочие моменты и все такое. А тут я как-то сел и посмотрел от начала до конца. И вот… какой-то свет там был. И плевать какой по жизни я, какой он, что у него зрачок на весь глаз, что я весь трясусь, пофиг. Там было что-то такое… Добро. Искусство. Солнечный свет. Хрен знает. Как будто ничто не напрасно. Я хочу сказать об этом Косому, но вместо этого спрашиваю: - Помнишь, мы танцевали танго? А как я на новый год вышел в платье и с косой из пакли? Помнишь, как мы пели, а эти мудаки из съемочной нас писали на камеру, а потом вставили в выпуск? А когда я принес тебе цветы? - Ну как же, роман-роман. Еще немного и выпуск стал бы хоумвидео. Хорошее было время. - Слушай, ты ж на экране положительный что обосраться. Тебя ведь не порежут ни при каких раскладах. Все-таки полегче. - Знаешь, Серый, мне достаточно, что порежут тебя. И это лучшее признание в любви, которое я получал. Наверняка я опять не так все понял и это не имеет отношения к любви, но я не буду уточнять и портить. Сила вдохновения подхватывает меня, и мне тоже становится легко. Я говорю ему, и голос мой ломается от нежности. - Косой, слушай, раз все равно край, раз все кончено, то может тогда нахер твои сонедзаки, может купим стволы, две обоймы, три, сорок обойм, черт, все обоймы в мире и пойдем в твой цензурный комитет. Серьезно, сейчас волыну купить легче, чем белый, поедем и разъебем их всех. Да, потом нас тоже пристрелят. И мы упадем. Но знаешь, капли крови твоей горячей как искры вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света. - Ты с этим в театральный поступал? - Ага. И дети смогут загадать желание, глядя, как падают их звезды. Потому что мы звезды, Косой. Вот это будет по-настоящему красиво. - Серый, на инопланетян не действует наше оружие. - Косой, сосредоточься, причем здесь инопланетяне, я сейчас о цензурном комитете. - А, по-твоему, там люди?
P.S. автор не всегда разделяет точку зрения обдолбанного зайца, психопата и пессимиста, а напротив, верит в лучшее, и что это долго не продлится. И что у героев все кончится хорошо. Вот так.
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
Нещадно болит башка. Нурофен, где ты? Наверное, давление или что, потому как я легла рано и вчера и позавчера, и эффектом от недосыпа это быть не должно. Надеюсь, что к тому моменту, как я выползу на улицу (или после того, как я выползу на улицу) она пройдет.
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
Сосны иголками гладят небо, солнце в ветвях тая, Старый солидный крот под корнями учит другого рыть… Вот на земле лежит оболочка. Господи, это я. Я не умею молиться, просто не с кем поговорить. Здравствуй! Прекрасна твоя обитель, радостна и чиста, Как же мне хочется влиться в благость ласковую твою… Господи, что у меня внутри? Лишь вязкая пустота, Несколько слов без веса и смысла в ней обрели приют. Знаешь, я днем весела, как птица, если в большом кругу Добрых знакомых. А вот под вечер что-то теснит в груди. Господи, я по ночам не плакать, кажется, не могу. Быть одиноким вдвойне сложнее, если ты не один… …нужно о добром, о главном, вечном - я же о ерунде… Как я смогу служить тебе, если даже язык мой враг? Господи, что тебе мой кораблик, пущенный по воде? Я и водой-то назвать не вправе этот сырой овраг… Он и поплыть-то не может толком, тычется носом в ил, Мачты не делают из непрочных тоненьких хворостин. Господи, я прошу, помоги ему, дай ему, Боже, сил. Мне же не помогай, а только - ради него - прости.
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
Почему мне всегда надо себя одергивать? Черт... Мой долбаный характер. Надо как-то себя сдерживать, может, снова сделать себе медальон-напоминание? Наверное, так и поступлю. "Серьезность и спокойствие." Туда бы еще вписать кучу других пунктов, но на металлическую пластинку размером с пятачок войдет только два слова от силы. Ей богу, в последнее время мне точно следовало заняться своим контролем.
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
Полегчало. Скайрим всех спасет. Но по-прежнему не хочу никого видеть. Звонил Ингвар. Была рада услышать его голос. Но приехать все равно отказалась. Он, кажется расстроился. И это приятно. Значит, ему не все равно, наверное.
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
Я, наверное, тоже псих, очень впечатлительный псих, иначе почему мне теперь кажется, что вокруг меня слишком много пространства?! Я заперла дверь, но его по-прежнему слишком много. Я хочу забиться куда-нибудь в щель, чтоб было как можно меньше свободного места, чтобы телом можно было чувствовать все четыре стены (или хотя бы три) вокруг. Я закрыла комнату, но она слишком большая и мне неприятно, нехорошо. Я дергаю за ручку, чтобы удостовериться, что она закрыта, но мне все равно кажется, что дверь сейчас может открыться, хоть она и закрыта, а дома никого нет. Страшно.
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
Поцапалась с бабушкой вчера, затем всю ночь снились кошмары, и она наехала на меня утром. Просто прекрасное начала дня. Недосып, головная боль, да еще и скандал на завтрак. Вылетела из дома пулей. Съездила по делам - зря. На обратной дороге размышлениями вогнала себя в еще более глубокую депрессию. Устала. Устала. Устала. Как же всё задрало! Продолжают эхом биться в голове брошенные ей вчера слова "Ты будешь никому не нужна!" Чувствую, что готова разреветься. Но все равно не заплачу ведь. Все равно это всего лишь пресловутая жалость к себе. Домой совершенно не хотелось, но идти куда-то еще просто не было сил. Попался встречный билет по дороге домой. Впервые меня это скорее ужаснуло, чем обрадовало. Встречаться с кем-либо совершенно не хочется. Не хочется никого видеть. Совсем. Дома никого - кратковременное облегчение. Где-то в горле саднит, как бывает, когда хочется расплакаться - и не можешь. А внутри все гложет обида. Заперлась у себя в комнате. Не знаю, чем это поможет, потому что все равно, когда она придет домой, мне придется открывать ей входную дверь. А если закроюсь на ключ, она все равно придет и подергает ручку моей комнаты, и когда поймет, что я закрылась, опять будут лишние вопросы и - господи! только бы не было опять никаких дискуссий! Сегодня с утра она сказала, что я всегда, всегда говорю, лишь бы с ней не согласиться, делаю все наперекор и тому подобное, но сказала это как-то по-другому, другими словами, и мне было очень, очень обидно, потому что это было из-за пустяка, и это не потому, что я действительно хотела ей перечить, но потому, что у меня было свое мнение на этот счет, и если моё голос и прозвучал резко, то только из-за того, что мы уже успели поссориться раньше и у меня болела голова, но это только подлило масла в огонь. Она разве не видит, что сама находит каждый раз, к чему бы придраться?! Что бы я ни делала - все не так! Все не вовремя, не к месту, незачем! Да, я далека от идеала, но я человек, черт возьми! Никто не идеален! Я еще только учусь, мне всего 20 лет, я продолжаю познавать жизнь и учиться на своих ошибках, и если кто-то считал, что благодаря ее воспитанию я стану идеальной - что ж, извините, вы глубоко ошибались! Когда я смотрю на это со стороны, это кажется такими мелочами, особенно когда я думаю о Нере и прочих моих друзьях, у кого действительно проблемы в семье и прочем... Но изнутри это совсем не кажется так. Совсем не кажется.
Не хочу никого видеть. Ни с кем разговаривать - не хочу. Ничего не хочу. Просто чтоб меня оставили в покое.
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
И не смотрите так, это самое гениальное, что я когда-либо писала! XDDD В этом стихотврении заложен глобальный смысл, ответ на всё, 42, пародия на современную действительность, разгадка вселенских тайн и даже еще больше!..
Little tale about snails
-You know, I live in the shell. - Oh, so you as well?
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
- Что - в твоем? - Зло, жестоко смеешься, играя. Я молчу, Равнодушно насмешке внимая. - Что - моем? Ничего. - Тихо я отвечаю. - Только я. Только жизнь. Только память живая.
Спок был Спокоен и всегда молчал, как будто нимой...
с Любовью, большой и светлой, С цветами весны проклятой Она здесь будет отпета. В высоком и строгом храме, хрустальными голосами. И свадьбу сыграют летом. Иными лишь будут сваты, Иное будет и место, Куда приведут невесту - Лишь белым останется платье.
Другого в мужья отныне Пророчит ей светлый вестник, Во имя отца, и сына... А небо тихо и бездонно... Скворцы свиристят упоенно, И по какой-то причине В крылатой прощальной песне Звучит ликование гимна и обещанье живым:не плачьте, ведь я - воскресну!