[on-the-crossroads]

Сказка о холодном Городе и теплых людях.
Рассказано для  .Antheia Vaulor.

На одиноком острове, в одной забытой богом стране жил-был Город. Эта страна была такая маленькая, что по сути, и была Городом. Или это Город был таким большим, что был страной? Кто знает?
Но как бы то ни было, он был совсем-совсем один. Его собратья и сестрицы жили бок о бок где-то далеко, на материке, но под боком у Города были разве что отвесные скалы да океан. Но скалы были особо не разговорчивы, а Океан несравнимо старше Города, и он, молодой и неопытный, побаивался с ним заговаривать. Он только слушал - и зачастую понимал только лишь малую толику того, что бормотал Океан себе под нос.
Но, как ни странно, именно Океану Город был обязан своим рождением.
Когда-то давным-давно, в незапамятные времена, Океан по какой-то своей прихоти выкинул на берег пустынного острова корабль с светловолосыми и сероглазыми людьми на борту. Сам корабль венчала драконья голова, на изорванном полотнище паруса угадывались яркие красно-белые полосы, а по бортам были закреплены круглые щиты. Что же касается людей, то тела их были одеты кольчугами, на поясах у них были острые топоры с длинными рукоятями, на головах - сверкающие шлемы. У самого высокого и статного среди них в деревянных ножнах висел прямой меч.
Люди не взроптали на свою судьбу, а разбили небольшой лагерь на острове. Тщательно исследовали землю и, отремонтировав свой корабль (благо, древесины на той земле было немало), уплыли за горизонт... чтобы вернуться обратно не одним кораблем, а шестью, и везли они с собой свои семьи и весь нехитрый скарб.
И спустя время на острове возникла деревня.
Но это, конечно, было давным-давно.
Город не помнил своей прародительницы - от нее ему на память практически ничего не осталось. Лишь где-то под ним, глубоко в земле, покоились древние курганы, которые больше никто никогда не потревожит.
Сам Город, по меркам городов, был бессовестно молод.
Ему было едва-едва полторы сотни лет.
Он бы, может, и вообще не родился, но во время огромной войны на остров почему-то переселилось много людей, и уже вымершая к тому времени деревня уступила землю своему потомку.
Город рос и развивался. Вот у него появились первые кирпичные дома, вот - первые фабрики, вот - проспекты...
Он помнил, какой ужас испытал, когда на него впервые скинули бомбы. Маленький Город, не понимая, что происходит, за что люди наказывают его, плакал пустыми глазницами домов.
Люди рыли туннели. Люди рыли бомбоубежища. Люди уходили вглубь, под него, прячась под крылом у Города, за спинами забытых курганов.
Но вот война закончилась.
Люди снова вышли на свет и начали заштопывать раны - свои и Города. И вместе они позабыли боль.
Город рос. У него, смешно сказать, появились даже "старые районы". Появились новые, слепяще-сверкающие бизнец-центры, воздушно-радостные парки аттракционов и даже романтично-ностальгичная пристань!
А еще в какой-то момент Город стал страной. (или же, как мы уже упоминали, это страна стала Городом?).
И у него появился аэропорт.
Город втайне очень этим гордился - ведь не каждый город, находящийся на таком небольшом ограниченном пространстве, мог себе это позволить. Но страна могла. И он был ужасно доволен своим положением.
Люди прорыли туннели метро, которые теперь щекотали его изнутри. Городу поначалу было непривычно, но он решил, что сможет примириться с этим ощущением. В синих огнеглазых электричках было что-то такое... он не мог сказать что, но относился к ним с особой нежностью. И всегда немного побаивался, что туннели, прорытые людьми, обвалятся и погребут этих проворных змеек под собой. Но, видимо, бог следил, и своды держались крепко.
С электричками Город, впрочем, тоже не мог особо поговорить. Ведь как поговоришь с частью себя? со своей рукой, например? Или ногой? Ухом?
Поэтому порой, долгими зимними ночами Городу становилось очень холодно. Но не от того, что мороз сковывал его дороги ледяной коркой, а крыши покрывал колючим снегом.
Ему было холодно _внутри_.
Несчастный Город застывал, позволяя ветрам тоскливо выть по его проспектам, вырываться из-за углов и заносить дома метелями. Порой он настлько погружался в хандру, что словно бы весь темнел, углы становились резче, деревья - узлистее и корявее, шпили - острее, и тучи сгущались над ним.
Он становился очень, очень холодным Городом.
И тогда единственное, что его спасало - теплые люди.
Они выглядели снаружи совсем как обычные горожане, но _внутри_ были особо теплыми. Также, как Город внутри был холодным.
Эти люди смешивались с толпой, перетекали с улицы на улицу, сталкивались и расходились. Порой они даже не знали друг друга. Они жили повсюду - один жил в современной многоэтажке, уродливо вклинившейся между старинными особнячками у Площади, другая ночевала в крохотной комнатке над цветочным магазином, третий вообще бродяжничал, ночуя то там, то тут. Кто-то жил в студенческом общежитии, кто-то - в дорогом особняке на самой фешенебельной улице, кто-то - на тихой улочке в собственном кафе. Кто-то в спальном районе, а кто-то... под землей.
Кто-то из них был сумрачен, кто-то - весел и легок на подъем, кто-то лучился счастьем, кто-то плевался едкими замечаниями, кто-то ясно видел цель, кто-то - не видел ничего. Кто-то был поразительно здравомыслящим, кто-то - совершенно безумным. Кто-то боялся темноты. Кто-то видел в темноте лучше, чем днем. Кто-то был поразительно доверчив. Кто-то не верил никому. Но очень хотел.
Большинство из них были живы. Но кто-то из них были уже давно мертвы.
Но какими бы разными они ни были, все они несли в себе эту..._теплоту_.
Они верили ему. Они любили его. Они знали его. И Город отвечал им взаимностью.
И когда ему становилось холодно, и весь мир словно замирал в звенящем оцепенении...
Что-то, что-то глубоко внутри, невидимое и практически неосязаемое, собиралось, накапливалось... и вырывалось толчком. И запускало реакцию.
И эти нежные, теплые люди, не сговариваясь, начинали свое движение. Первыми. Когда еще весь мир стоял, прислушиваясь к зиме, они делали шаг. И другой. И третий. К себе - и от себя. К другим - и от других. Они начинали _двигаться_. И подобно тому, как горячая кровь, текущая по венам, разносит тепло в озябшие конечности, они разносили свое тепло по улицам Города. Они двигались хаотично, но ни один уголок Города не оставался без внимания. Наверное, какая-то божественная рука направляла их, Город не мог сказать с точностью. Но всегда, всегда, когда бы ему не становилось холодно, он мог почувствовать этот импульс, толкающий его людей к действию. Могло ли быть, что они чувствовали его одиночество? Он не знал. Но каждый раз он снова и снова видел, как эти одинокие, нежные, грустные, теплые люди протягивают ему руки...
И ему становилось тепло.

Конец.